И. И. Дрёмов, Э. Р. Усманова, И. П. Панюшкина



В 2011 году мне как археологу посчастливилось раскопать несколько погребений из погребального комплекса Карасуыр времени Золотой Орды (Улытауский р-он, Карагандинская обл., Северо-Западная Бетпакдала ). Исследования проводились по программе «Казахского научно-исследовательского института по проблемам культурного наследия номадов » (директор, к. и. н. Ерофеева И. В.), при поддержке «Национального историко-культурного и природного заповедника-музея «Улытау » (директор Б. С. Кожахметов) и участников экспедиции (А. Суслов, С. Колесников, Ш. Тажибаев, В. Крюков, С. Ладынский, Ю. Паршинов, Л. Когай, А. Байдильдинов). Погребения были великолепно продатированы по радиоуглеродному методу И. П. Панюшкиной (к. г. н., Университет Аризона, г. Тусон ) концом XIII – началом XIV века.

Материалы публиковались. Но атрибуция инвентаря — предметов вооружения, деталей, — по прежнему, вызывает много вопросов. Предлагаем вашему вниманию, совместную статью, которая в виде доклада была озвучена на ХIV Ежегодной Московской конференции «Восточные древности в истории России. Эпоха средневековья и ее археологическое окружение» в апреле 2017 г. Статья ждет своей публикации в КСИА. На данном сайте мы предлагаем к ней фото некоторых вещей: колчан, пластины доспеха, накладка на лук , костяные накладки на колчан и т.д. Будем благодарны за комментарии.

Э. Р. Усманова, археолог

Монгольские буддийские погребения Улуса Джучи в Улытау

Посвящается памяти Владимира Петровича Костюкова —
замечательного исследователя культуры Золотой Орды

Резюме. Рассмотрена проблема выделения монгольских и буддийских погребений кочевников Улуса Джучи. Представлены материалы могильника Карасуыр конца XIII – начала XIV в. (северо-западная Бетпакдала, отроги гор Улытау), материалы которого по топографии, погребальному обряду и инвентарю мы интерпретируем как монгольские буддийские погребения.

Проблемой выделения монгольских и буддийских погребений в Улусе Джучи плодотворно занимался В. П. Костюков, который обозначил основные критерии для их выделения (Костюков, 2006). Автор проанализировал многочисленные средневековые письменные свидетельства о погребальных ритуалах буддистов. При этом буддийские захоронения близ монгольской столицы Каракорума он сопоставил с погребальными комплексами на территории Золотой Орды. Выделенные им буддийские захоронения характеризуются следующими признаками: наличие сожжений или следов огня в могилах с трупоположениями; меридиональная ориентировка погребённых; правая рука положена кистью у головы; наличие покрывала, оборачивающего голову и вложенного в рот; наличие монеты или ценного украшения во рту, в руке или рядом с головой; следы мумифицирования (Костюков, 2006. С. 177–207). П. В. Попов выделил ещё один ряд признаков золотоордынских буддийских погребений. Согласно его исследованиям, в этих комплексах преобладает «монгольская» северная ориентировка, при наличии других, для которых не характерны следы огня. П. В. Попов сделал вывод о широком распространении буддизма среди золотоордынской аристократии, особенно в раннезолотоордынское время, до принятия мусульманства. Однако и во второй половине XIV в. встречаются буддийские погребения, что свидетельствует о сопротивлении части аристократии исламизации (Попов, 2011. С. 131). Есть примеры буддийских захоронений в XV в. (мавзолей № 1 в Наровчате), что говорит о сохранении буддизма среди монголов даже после второй волны исламизации (Попов, 2011. С. 131). Высказывались сомнения в правильности выделения индикаторов буддийских захоронений, и что в дальнейшем вероятны уточнения, но в целом накопление материалов и их осмысление подтверждают пра-вильность выводов В. П. Костюкова о возможности выделения этой группы погребений.

Как правило, археологи сталкиваются с золотоордынскими погребениями, в которых преобладают мусульманские черты или признаки язычества тюркских народов. Поэтому монгольские и буддийские комплексы оказываются в сводных работах в их общей массе, как языческие захоронения или с отклонениями от мусульманского обряда. А. А. Бисембаев провел обобщающее исследование кочевнических захоронений Западного Казахстана (Бисембаев, 2010). По основным определяющим признакам он разделил их на две основные группы: 1 – погребения, совершенные по языческому обряду; 2 – погребения, несущие отпечаток ислама. Материалы из 107 погребений XII – XIV вв. Актюбинской, Западно-Казахстанской и Атырауской областей автор обозначил как памятники кыпчакского периода. Интересно, что доминирующей ориентировкой погребённых оказалась южная – 31,2 %; северная – 10,8 %, северо-восточная – 12,9 %. Восточная ориентировка, маркирующая поло-вецкие захоронения, составила 8,6 %; западная ориентировка, преобладающая у тюркских кочевников, – 19,4 %, юго-западная – 5,4 %, юго-восточная не встречена (Бисембаев, 2010. С. 123). То есть характерные для монголов меридиональные ориентировки на север и юг, которые составляют около 2/3 по сравнению с тюркскими широтными направлениями.

Комплексы ногайлинского-казахского периода XV–XVIII вв. представлены 85 погребениями. Из них 54,1 % с западной ориентацией, 27 % с северо-западной, 5,9 % с юго-западной. Это полностью соответствует информации, полученной исследователями конца XIX в. от местных жителей, что «памятники анализируемого региона принадлежат казахскому населению и не могут быть оставлены другими этническими группами, к примеру, калмыками» (Бисембаев, 2010. С. 205).

Д. В. Васильев проанализировал 1825 золотоордынских захоронений Поволжья, Северного Кавказа и Западного Казахстана, среди которых выделил 1019 «чистых» мусульманских (Васильев, 2009. С. 80, 127), следовательно, «языческие», с языческими отклонениями от мусульманского и «буддийские» погребения составляют 796 захоронений (около ¾). В то же время по ориентировкам они распределяются следующим образом: З – 1369 случаев – 75 %; ЮЗ и СЗ – 286 – 15,7 %; Ю – 15 – 3 %; ЮВ – 6 – 0,3 %; В – 44 – 2,4 %; С и СЗ – 23 – 1,3 %; неопределённые – 1,3 % (Васильев, 2009. С. 119–121). Наибольшая концентрация погребений с буддийскими проявлениями встречена в мо-гильнике Маячный Бугор, Астраханской области, где имеются трупосожже-ния, вторичные захоронения, меридиональные ориентировки могил, найдены многочисленные китайские предметы, ткани китайского производства и гроб с нарисованными красками драконами (Васильев, 2009; Болдырева, 2009).

Ориентировка костяков может быть решающей для дифференциации тюркских и монгольских погребений. Для монгольских и тюркских народов стороны света имеют не только пространственное, но и сакрально- символическое значение. Главная, передняя сторона у монголов – юг (урда тала); задняя – север (ара тала) отель пик кировск. Соответственно западу – правому крылу (баруун тала) противопоставлен восток – левое крыло (зуун тала). У тюрков главная сторона – восток, правое крыло – юг, левое – север (Нанзатов и др., 2008). По сторонам света организована пространственная ориентация жилищ и погребений. Поэтому для монгольских захоронений основной должна быть меридиональная ориентировка, для тюрков – широтная.

А. А. Бисембаев исследовал погребения из курганов Западного Казахстана, Д. В. Васильев изучил главным образом могильники городских центров, крупных населённых пунктов и прилегающих к ним курганов на более широкой территории. Мы видим принципиальную разницу. В первом случае значительно преобладают меридиональные (монгольские) ориентировки, во втором – широтные (тюркские). Найти объяснение этому сложно, так как монголы составляли элиту Золотой Орды и должны быть ближе к городским центрам, а кыпчаки кочевали на периферии. А. А. Бисембаев отмечает, что золотоордынский период характеризуется сменой восточной (половецкой) ориентировки костяков на западную (общетюркскую и мусульманскую) и северную (монгольскую). Миграция идёт с востока на запад (Бисембаев, 2010. С. 157). Эта статистика отражает преобладание среди осёдлого населения переселенцев с завоёванных территорий, а кочевники монголы могли иметь отдельные места для погребений, как, например, на могильнике Маячный Бугор. Суммарная характеристика погребений даёт лишь общую картину, но для определения монгольской языческой или буддийской составляющей требуется их индивидуальная характеристика и специальная работа, начало которой было положено В. П. Костюковым. Подтверждением правильности его выводов могут служить материалы раскопок могильника Карасуыр, который находится на территории Казахского мелкосопочника, в горах Улытау – одном из культовых центров Золотой Орды, Джучидов и потомков монголов вплоть до конца XVI в. (Усманова и др., 2015; Дрёмов и др., 2015).

Памятник расположен в бассейне р. Сарысу в междуречье рек Буланты и Калмаккырган (современное название бывшей реки Белеуитты, Улытауский р-он, Карагандинская обл., Республика Казахстан). В районе сопки Карасуыр выявлено около 20 погребальных сооружений, из которых исследовано пять сооружений (раскопки и описание материалов Э. Р. Усмановой, 2011 г.) (Усманова и др. 2015). Четыре из них расположены в ложбинах на склоне сопки. Надмогильные сооружения состоят из беспорядочно сложенных камней, образующих подовальные конструкции размерами 4–5 м, высотою до 0,5–0,7 м. Далее мы их обозначаем общим термином – курган. На двух из них имеются надгробные обелиски из местного грубо оббитого плотного кварцита (курган 1, один камень черного цвета; курган 5, два камня черного и зеленого цветов) (рис. 2, 2, 3, 4). Курган 4, в отличие от остальных, расположен не в ложбине, а на вершине сопки. Он имеет округлую в плане форму, и сложен не беспоря-дочно, а «камень на камень» без раствора. Могила менее глубокая (0,5 м), чем остальные, обложена камнями, лежащими плашмя по внешним сторонам, камни встречались и в заполнении (рис. 1, 4, 9). В кургане 3 отмечена крепида из вертикально вкопанных камней высотой до 0,8 м. В каждом кургане находилось по одному погребению в грунтовых ямах подпрямоугольной формы, без облицовки внутри. На иллюстрациях отражены наиболее характерные находки, полный их перечень приведён в подписях к планам погребений.

Размеры могил около 1 х 2 м, глубина 1,2–1,4 м. Все погребения выполнены по обряду трупоположения вытянуто на спине, руки вдоль туловища, головой на С ( курганы 1, 2, 5), на С–В (курган 3) и на В (курган 4). Лицевая часть черепа обращена вверх (курганы 1, 2), вправо на Ю–В (курган 5), вполоборота влево на Ю (курган 3).

Инвентарь включает кресала с огнивыми кремнями (рис. 3, 7, 13, 14), железные ножи, железные и костяные наконечники стрел (рис. 3, 15–19); железные пластины от ламинарного доспеха (рис. 3, 12); берестяные колчаны с костяными накладками (рис. 3, 6), орнаментированными прочерченными параллельными линиями и геометрическим орнаментом; костяные накладки на лук в виде лопаточки (рис. 3, 9) и отдельной пластины; железные пряжки (рис. 3, 8), колчанный крюк. В погребениях курганов 1, 2, 3 имелись кости мелкого рогатого скота: ноги, рёбра, позвонки. В погребение кургана 1 находились баранья лопатка со срезанным краем и бараний астрагал с тремя насечками.

В надмогильной обкладке кургана 1 с западной стороны погребения лежала горизонтально каменная плита, на которой прослеживаются следы изображения бурхана (?) (рис. 2, 1, 5). Плита трапецевидной формы из кварцита серо-зеленого цвета, шириной 60 см, высотой 55–36 см. Поверхность плиты ровная, но не гладкая, с естественной шероховатостью. В сколах и неровностях поверхности просматривается изображение головы с ушницей и нимбом, которая оконтурена полосой в виде квадрата, с удалением корки камня (определение образа на плите по фотографии сделано А. Н. Дауманн, сотрудником ИА РАН, Москва). Торс образуют естественные сколы и неровности на камне. Изображения квадрата и головного убора имеют следы подправки: заравнивание поверхности и точечная сплошная выбивка, которая четко просматриваемой вдоль границы на поверхности камня (определение способа нанесения изображения на плиту по фотографии сделано А. Е. Рогожинским, к. и. н., ведущим научным сотрудником, Алматы). Не исключено, что естественная поверхность камня с природными сколами и шероховатастями была использована создателями кургана для внесения корректив с дополнительной выбивкой с целью создания задуманного художественного образа.

В могиле кургана 2 около черепа погребенного лежали предметы, которые могли иметь ритуальное значение: составной колокольчик и железный крюк. По всей видимости, колокольчик состоял из бронзовой тонкой полусогнутой пластины величиной около 4 см, с еле заметными отверстиями по двум нижним краям (рис. 3, 5). Возможно, что пластина играла роль футляра или верхнего чехла (?), в котором находилось тулово колокольчика в форме ворворки, свернутой из железной пластины длиной около 2 см, диаметром 1,5 см (рис. 3, 1). В тулово были помещены железный язычок серповидной формы длиной до 3 см с утолщением на конце (рис. 3, 4), и две железные заклепки (рис. 3, 2, 3). Ниже бронзовой пластины с железным содержанием, параллельно ей лежал рог со сквозным отверстием, по всей видимости, ручка длиной до 5 см, диаметром 1,5 см (рис. 3, 6) и плохо сохранившиеся фрагменты от железного крюка длиной около 10 см.

В традиционных культах колокольчики встречаются в шаманских и народных буддийских ритуалах на Алтае и в Тибете. В ритуальных комплексах они часто сочетаются с другими предметами. В ламаизме колокольчик обязательно сопровождается ваджрой, их держат в разных руках, но иногда ваджра может быть заменена крюком . По-видимому, в погребении кургана 2 крюк, находившийся вместе с колокольчиком, выполнял функцию ваджры.

На бронзовой пластине сохранился фрагмент двухслойной материи типа лампаса. Узор формируется дополнительными утками, в данном случае золотными нитями. По способу ткачества и использования золотных нитей место производства данной ткани можно отнести к территории, простирающейся от Ирана до Китая. По структуре ткань типична для текстиля XIII–XIV веков (Орфинская, Усманова, 2015).

Датировка погребений установлена радиоуглеродным анализом кости ребра из погребения кургана 1, выполненым в Университете Аризоны. Возраст образца (лабораторный номер АА103462) 707 +/- 44 BP. Калибровочный интервал даты, расчитанный в программе Calib 7.1 с использованием калибровочной кривой IntCal-13, устанавливает календарный возраст погребения между 1260–1300 гг. н. э. (1-сигма) или 1220–1320 гг. н. э. (2-сигма). Погребальный комплекс может датироваться концом XIII – началом XIV века (Усманова и др., 2015).

Краниологическая характеристика четырех погребений показала, что скелеты принадлежали мужчинам: курган 2 – погребенный в возрасте 25–30 лет; курганы 1, 3, 5 – погребенные в возрасте 40–55 лет. Захороненные мужчины из курганов 1, 2, 3 относятся к центрально-азиатской монголоидной расе, представителями которой являются монголы, калмыки, буряты (Колбина, 2015). Погребение из кургана 5 принадлежало европеоиду и не имело воинского инвентаря, но по северной ориентировке костяка и наличию кресала с кремнем оно однотипно с остальными. Присутствие европеоида среди монголов не является экстраординальным явлением. Путешественники того времени отмечали присутствие в Золотой Орде представителей различных народов.

Череп из погребения кургана 4 не определён из-за плохой сохранности. Данное погребение имеет восточную «тюркскую» ориентировку и отличается от захоронений с северной ориентировкой также и по инвентарю. Здесь была обнаружена низка из бусин (12 шт.) с костяной застежкой, которая располагалась ниже черепа, вдоль почти разрушенных фрагментов нескольких позвонков. Бусины изготовлены из отрезка тянутой трубочки непрозрачного стекла, что позволяет утверждать происхождение бусины с Ближнего Востока (определение технологии изготовления бусин проведено Ю. А. Лихтер, к. и. н., Москва). Бусины могли принадлежать накосному женскому украшению или шейному. Ювелирный аксессуар указывает на вероятность атрибутации данного погребения как женского.

В буддизме погребальные обряды менее ограничены канонами, чем в других религиях. Основное значение придаётся не столько самим погребениям, сколько сопровождающему похороны ритуалу. В погребальных обрядах ламаистов используются древние практики в сочетании с буддийским ритуалом (Герасимова, 1992. С. 151). Поэтому у буддистов отмечались фактически все возможные виды погребальных обрядов: кремация, мумификация, погребения в воде, на деревьях, на поверхности земли, на настилах на столбовых конструкциях с последующим перезахоронением и в могилах (Нефедьев, 1834, С. 201–202; Кольцов и др., 2011. С. 59–64). Похоронный обряд зависит от многих факторов: даты рождения, социального статуса умершего, времени года и т. д. Форму погребения, его место и время похорон определяет священник, и похороны у буддистов отличаются большим разнообразием. У монголов умерший мог быть положен головой по направлению к любой части горизонта (Позднеев, 1993. С. 463–474). Современные калмыки хоронят, как правило, в прямоугольных ямах головой на запад. Решение, как и в прошлые столетия, принимает гелунг или лама (Кольцов и др., 2011. С. 59–64).

Характерно, что все погребения в могильнике Карасуыр (кроме погребения 4, которое, скорее всего, относится к другому времени) расположены на южных отрогах сопок. Такое размещение свойственно для буддийского погребального обряда, так как оно соотносится с монгольскими и буддийскими представлениями о Мировой Горе и расположением ворот храмов с южной стороны (Содномпилова, 2005. С. 239–240). В шаманских погребениях Тувы в верховьях Енисея наземные захоронения устраивали на северных склонах или у подножия гор головой в сторону вершины или низины. Различное направление объяснялось практически одинаково: в первом случае — чтобы усопший в виде аза не вернулся в мир живых, во втором — чтобы покойный мог благополучно «уйти», «не споткнулся, не повернул». «Однако встречались погребения и на южных склонах, что, по-видимому, является монгольским заимствованием» (Кисель, 2009. С. 25).

Показательным признаком монгольских захоронений является установка в изголовье умершего передней или задней ноги мелкого рогатого скота (Костюков, 2010. С. 53). В кургане 2 у черепа погребенного была зафиксирована кость задней ноги овцы, вертикально вкопанной в материк, часть туши овцы (грудина, лопатка, передняя нога) была помещена в ногах умершего. Погребение из кургана 3 по инвентарю и антропометрическим данным не отличается от погребений курганов 1, 2, но имеет северо-восточную ориентировку. Характерное положение ноги барана и северная ориентировка с отклонениями к западу и востоку – это культуроопределяющие элементы погребального обряда монгол в XIII–XIV вв. (Акишев и др, 2008. С. 62). По всем определяющим признакам погребения курганов 1, 2, 3 могильника Карасуыр являются монгольскими.

В. П. Костюков отмечал, что «вряд ли следует ожидать выявления в имеющемся фонде золотоордынских погребений, особенно степных, большого числа комплексов, которые можно было бы с полной уверенностью определить как буддийские» (Костюков, 2006. С. 206). В случае погребений из могильника Карасуыр мы имеем редкое, если не уникальное исключение, когда определяется монгольская и буддийская принадлежность погребённых не только по отдельным признакам, но и по их совокупности.

В погребальном обряде сочетаются следующие монгольские и буддийские признаки:
— расположение могил в ложбинах на южном склоне горы;
— наличие овальных каменных насыпей, с вертикально установленными камнями-обелисками в надмогильной конструкции;
— северная и северо-восточная ориентировки костяков;
— наличие вертикально вкопанной кости ноги барана.

В инвентаре к культовым буддийским предметам мы относим плиту с образом буддийского бурхана (курган 1), комплекс из колокольчика и железного крюка (курган 2). К культовым вещам имеют отношение бараний астрагал с тремя насечками и баранья лопатка со срезанным краем (курган 1). Подобные предметы использовались для гадания у многих кочевых народов, как монгольских, так и тюркских, что является пережитком шаманизма. Но для монголов, хазаро-монголов и калмыков этот вид гадания (Далны Мэргэ) наиболее характерен и сохранился до настоящего времени. Подрезанный край на бараньей лопатке указывают на факт использования, так как её сохранность является одним из показателей применения при гадании (Мохаммади, 2016).

В материалах погребального обряда могильника Карасуыр сочетаются монгольские языческие и буддийские черты, что отражает ранний этап рас-пространения буддизма у монгольских племён.

ЛИТЕРАТУРА

Акишев К. А., Хасенова Б. М., Мотов Ю. А. К вопросу о монгольских погребениях XIII–XIV вв. (по материалам некрополя городища Бозок) // Бозок в панораме средневековых культур Евразии. Астана: Евразийский национальный университет им. Л. Н. Гумилёва, 2008. С. 56–65.

Бисембаев А. А. Кочевники средневековья Западного Казахстана. Актобе, 2010. 248 с.

Болдырева Е. М. Китайское влияние в культуре Золотой Орды // Астра-ханские краеведческие чтения: сб. статей / под ред. А. А. Курапова. Астра-хань, 2009. Вып. I. С. 20–23.

Васильев Д. В. Ислам в Золотой Орде: Историко-археологическое исследование. Астрахань: Изд. дом «Астраханский университет», 2007. 192 с.

Герасимова К. М. Похоронные обрядники тибетских и монгольских авторов XVI-XIX вв. // Традиционная обрядность монгольских народов. Новосибирск, 1992. С. 133–157.

Дрёмов И. И., Семёнова И. В. Казахи и калмаки Улытау в постзолотоордынское время // Национально-освободительная борьба казахского народа. Булантинская битва. – Астана: Казахский НИИ культуры, 2015. С. 73–82 .

Кисель В. А. Поездка за красной солью. Погребальные обряды Тувы XVIII–начало XXI в. СПб: Наука, 2009. 142 с.

Колбина А. В. Антропологический облик воинов из захоронения конца XIII – начала XIV вв. Могильник Карасуыр, Улытау // Булантинская битва: история исследований. Улытау, 2015. С. 174–179.

Кольцов П. М., Кольцова К. П. Погребальный обряд калмыков как отражение их мировоззрения // Роль Букеевской орды в укреплении дружбы, социально-экономических и культурных связей народов. Атырау, 2011. С. 59–64.

Костюков В. П. Следы буддизма в погребениях золотоордынского времени // Вопросы истории и археологии Западного Казахстана. 2006. № 1–2. С. 177–207.

Костюков В. П. Улус Шибана Золотой Орды в XIII–XIV вв. Казань: Фэн АН РТ, 2010. 200 с.

Мохаммади Ишхак. Далны Мэргэ, 2016. Интернет ресурс. – Режим доступа: http://asiarussia.ru/news/12322/

Нанзатов Б. З., Николаева Д. А., Содномпилова М. М., Шагланова О. А. Пространство в традиционной культуре монгольских народов. М.: Восточная литература, 2008.

Нефедьев Н. А. Подробные сведения о волжских калмыках. СПб., 1834.

Орфинская О. В., Усманова Э. Р. Ткань из погребения могильника Карасуыр // Национально-освободительная борьба казахского народа. Булантинская битва. Астана: Казахский НИИ культуры, 2015. С. 146–148.

Позднеев А. М. Очерки быта буддийских монастырей и буддийского духовенства в Монголии в связи с отношениями сего последнего к народу. Элиста: Калмыцкое книжное издательство, 1993. 512 с.

Попов П. В. К вопросу о распространении буддизма в Золотой Орде (по данным археологических источников) // Вопросы истории и археологии средневековых кочевников и Золотой Орды. Сборник научных статей памяти В. П. Костюкова. Астрахань: Изд. Дом «Астраханский университет», 2011. С. 131.

Содномпилова М. М. Системы ориентации кочевников Центральной Азии // Известия Лаборатории древних технологий. Иркутск, 2005. Вып. 3. С. 237–243.

Усманова Э. Р., Дрёмов И. И., Панюшкина И. П. Погребения монгол-буддистов конца XIII – начала XIV вв. из Центрального Казахстана // Древние культуры Северного Китая, Монголии и Байкальской Сибири. Хоххот (Китай), 2015. Т. 2. С. 515–528.

Сведения об авторах:

Дрёмов Игорь Иванович. ООО «Георесурс-КБ», Саратов, ул. Московская, 84; e-mail: iid57@yandex.ru

Усманова Эмма Радиковна. Сарыаркинский археологический институт при Карагандинском государственном университете им. академика Е. А. Букетова, Караганда, Казахстан; e-mail: emmadervish2004@mail.ru

Панюшкина Ирина Петровна, к. б. н. Университет Аризона, Тусон, США;
е-mail: ipanyush@email.arizona.edu

Подписи к иллюстрациям:

Рис. 1. Конструкции из камня над могилами (1–5) и планы погребений (6–10). Находки. Курган 1: 1 – лопатка барана; 2–4 железные предметы; 5 – кресало с кремнёвой пластиной; 6 – железная пластина; 7 – астрагал с насечками; 8 – кость задней ноги барана; 9 – железные пластины от ламинарного доспеха; 10 – железные наконечники стрел; 11 – берестяной колчан.
Курган 2: 1 – детали колокольчика; 2 – железный крюк; 3 – кость задней ноги овцы; 4 – железные и костяные наконечники стрел (2 экз.); 5 – берестяной колчан; 6 – костяная накладка на лук в виде лопаточки; 7 – ребра, голень, лопатка овцы; 8 – кремнёвая пластина.
Курган 3: 1 – железный нож; 2 – кости барана; 3 – костяная накладка; 4 – железные наконечники стрел; 5 – бронзовые наклёпки; 6 – берестяной колчан; 7 – кость барана.
Курган 4: 1 – бусины из стекла (12 экз.); 2 – костяная застёжка.
Курган 5: 1 – железная проколка; 2 – железное кресало с пластиной; 3 – же-лезное кольцо.

Рис. 2. Курган 1: 5 – каменная плита с изображением; 2 – надгробный камень; 6 – колчан с костяными накладками. Курган 5: 3–4 – надгробные камни;

Рис. 3. Курган 1: 8 – железная пряжка; 7 – кресало; 12 – железные пластины от ламинарного доспеха. Курган 2: 1–6 – детали колокольчика; 9 – костяная накладка на лук в виде лопаточки; 10–11 – костяные наконечники стрел; 13 – кресало; 15, 16 – железные наконечники стрел. Курган 3: 17–19 – железные наконечники стрел. Курган 5: 14 – кресало.